Впечатление от прожитого

Я счастлив, что жив и неистов

тяжелый моральный урод -

мой пакостный, шустрый, корыстный,

настырно живучий народ.

(с) И.Губерман

---

стилистика. немного плотская.

девушка выглядела аппетитно и хищно - между идеальных по форме выпуклостей грудей недобро поблёскивала пищевая цепочка.



от её тела пахло тем самым шоколадом, что заставляет дурно одетых людей в телеящике совершать всяческие дурноглупости



пианист едва касался клавиш пианино и внимательно прислушивался к звучанию струн, будто ласкал ещё не успевшую созреть девочку



здание возвышалось над Путником как Килиманджаро - с той лишь разницей, что склон Килиманджаро не отвесный, и изрыгает она не офисных работников и помятых секретарш, а тихую спокойную лаву, в которой так удобно плавить магическую бижутерию.



облако здорово напоминало Онегину дядю, которого он так и не увидел по причине болезни (и которого хоронили по неизвестной причине в закрытом гробу) - оно было чернее некуда и так же мерзко перекатывало и хрустело чем-то внутри себя

---

Хармс

Воспоминания одного мудрого старика

Я был очень мудрым стариком.

Теперь я уже не то, считайте даже, что меня нет. Но было время, когда

любой из вас пришел бы ко мне, и какая бы тяжесть ни томила его душу, какие

бы грехи ни терзали его мысли, я бы обнял его и сказал: "Сын мой, утешься,

ибо никакая тяжесть души твоей не томит и никаких грехов не вижу я в теле

твоем", и он убежал бы от меня счастливый и радостный.

Я был велик и силен. Люди, встречая меня на улице, шарахались в

сторону, и я проходил сквозь толпу, как утюг.

Мне часто целовали ноги, но я не протестовал, я знал, что достоин

этого. Зачем лишать людей радости почтить меня? Я даже сам, будучи

чрезвычайно гибким в теле, попробовал поцеловать себе свою собственную ногу.

Я сел на скамейку, взял в руки свою правую ногу и подтянул ее к лицу. Мне

удалось поцеловать большой палец на ноге. Я был счастлив. Я понял счастье

других людей.

Все преклонялись передо мной! И не люди, даже звери, даже разные

букашки ползали передо мной и виляли своими хвостами. А кошки! Те просто

души во мне не чаяли и, каким-то образом сцепившись лапами друг с другом,

бежали передо мной, когда я шел по лестнице.

В то время я был действительно очень мудр и все понимал. Не было такой

вещи, перед которой я встал бы в тупик. Одна минута напряжения моего

чудовищного ума -- и самый сложный вопрос разрешался наипростейшим образом.

Меня даже водили в Институт мозга и показывали ученым профессорам. Те

электричеством измерили мой ум и просто опупели."Мы никогда ничего подобного

не видали",-- сказали они.

Я был женат, но редко видел свою жену. Она боялась меня: колосальность

моего ума подавляла ее. Она не жила, а трепетала, и если я смотрел на нее,

она начинала икать. Мы долго жили с ней вместе, но потом она, кажется,

куда-то исчезла: точно не помню.

Память -- это вообще явление странное. Как трудно бывает что-нибудь

запомнить и как легко забыть! А то и так бывает: запомнишь одно, а вспомнишь

совсем другое. Или: запомнишь что-нибудь с трудом, но очень крепко, и потом

ничего вспомнить не сможешь. Так тоже бывает. Я бы всем советовал поработать

над своей памятью.

Я был всегда справедлив и зря никого не бил, потому что, когда

кого-нибудь бьешь, то всегда жалеешь, и тут можно переборщить. Детей,

например, никогда не надо бить ножом или вообще чем-нибудь железным. А

женщин, наоборот: никогда не следует бить ногой. Животные, те, говорят,

выносливее. Но я производил в этом направлении опыты и знаю, что это не

всегда так.

Благодаря своей гибкости я мог делать то, чего никто не мог сделать.

Так, например, мне удалось однажды достать рукой из очень извилистой фановой

трубы заскочившую туда серьгу моего брата. Я мог, например, спрятаться в

сравнительно небольшую корзинку и закрыть за собой крышку.

Да, конечно, я был феноменален!

Мой брат был полная моя противоположность: во-первых, он был выше

ростом, а во-вторых,-- глупее.

Мы с ним никогда не дружили. Хотя, впрочем, дружили, и даже очень. Я

тут что-то напутал: мы именно с ним не дружили и всегда были в ссоре. А

поссорились мы с ним так. Я стоял: там выдавали сахар, и я стоял в очереди и

старался не слушать, что говорят кругом. У меня немножечко болел зуб, и

настроение было неважное. На улице было очень холодно, потому что все стояли

в ватных шубах и все-таки мерзли. Я тоже стоял в ватной шубе, но сам не

очень мерз, а мерзли мои руки, потому что то и дело приходилось вынимать их

из кармана и поправлять чемодан, который я держал, зажав ногами, чтобы он не

пропал. Вдруг меня ударил кто-то по спине. Я пришел в неописуемое

негодование и с быстротой молнии стал обдумывать, как наказать обидчика. В

это время меня ударили по спине вторично. Я весь насторожился, но решил

голову назад не поворачивать и сделать вид, будто я ничего не заметил. Я

только на всякий случай взял чемодан в руку. Прошло минут семь, и меня в

третий раз ударили по спине. Тут я повернулся и увидел перед собой высокого

пожилого человека в довольно поношенной, но все же хорошей ватной шубе.

-- Что вам от меня нужно? -- спросил я его строгим и даже слегка

металлическим голосом.

-- А ты чего не оборачиваешься, когда тебя окликают? -- сказал он.

Я задумался над смыслом его слов, когда он опять открыл рот и сказал:

-- Да ты что? Не узнаешь, что ли, меня? Ведь я твой брат.

Я опять задумался над его словами, а он снова открыл рот и сказал:

-- Послушай-ка, брат. У меня не хватает на сахар четырех рублей, а из

очереди уходить обидно. Одолжи-ка мне пятерку, и мы с тобой потом

рассчитаемся.

Я стал раздумывать о том, почему брату не хватает четырех рублей, но он

схватил меня за рукав и сказал:

-- Ну так как же: одолжишь ты своему брату немного денег? -- И с этими

словами он сам растегнул мне мою ватную шубу, залез ко мне во внутренний

карман и достал мой кошелек.

-- Вот,-- сказал он,-- я, брат, возьму у тебя взаймы некоторую сумму, а

кошелек, вот смотри, я кладу тебе обратно в пальто.-- И он сунул кошелек в

наружный карман моей шубы.

Я был, конечно, удивлен, так неожиданно встретив своего брата.

Некоторое время я помолчал, а потом спросил его:

-- А где же ты был до сих пор?

-- Там,-- отвечал мне брат и показал куда-то рукой.

Я задумался: где это "там", но брат подтолкнул меня в бок и сказал:

-- Смотри: в магазин начали пускать.

До дверей магазина мы шли вместе, но в магазине я оказался один, без

брата. Я на минуту выскочил из очереди и выглянул через дверь на улицу. Но

брата нигде не было.

Когда я хотел опять занять в очереди свое место, меня туда не пустили и

даже постепенно вытолкали на улицу. Я сдерживая гнев на плохие порядки,

отправился домой. Дома я обнаружил, что мой брат изъял из моего кошелька все

деньги. Тут я страшно рассердился на брата, и с тех пор мы с ним никогда

больше не мирились.

Я жил один и пускал к себе только тех, кто приходил ко мне за советом.

Но таких было много, и выходило так, что я ни днем, ни ночью не знал покоя.

Иногда я уставал до такой степени, что ложился на пол и отдыхал. Я лежал на

полу до тех пор, пока мне не делалось холодно, тогда я вскакивал и начинал

бегать по комнате, чтобы согреться. Потом я опять садился на скамейку и

давал советы всем нуждающимся.

Они входили ко мне друг за другом, иногда даже не открывая дверей. Мне

было весело смотреть на их мучительные лица. Я говорил с ними, а сам едва

сдерживал смех.

Один раз я не выдержал и рассмеялся. Они с ужасом кинулись бежать, кто

в дверь, кто в окно, а кто и прямо сквозь стену.

Оставшись один, я встал во весь свой могучий рост, открыл рот и сказал:

-- Принтимпрам.

Но тут во мне что-то хрустнуло, и с тех пор, можете считать, что меня

больше нет.



<1936?>

---

Сказка для Кураями.

Жила-была маленькая планета, по имени Зимья. Жила она на самой окраине галактики, а была она маленькой и голубой – от излишнего пристрастия к кислороду, надо полагать. Зимья летала не одна - в большой семье, вместе со своими родителями и непрямыми родственниками.

Папа её был газовый гигант, раздувавшийся от своей собственной важности. Ведь, если разобраться, то ядро у него было маленькое, ещё меньше чем у матери. Правда, тяжелее. Из-за этого мелкие планетки так к нему и липли, навсегда становясь его «спутницами».

Мать смотрела на это сквозь магнитные линии. Это была рассудительная, чистоплотная голубая планета. Она и оборота не могла прожить без генеральной уборки своей коры. В отличие от вспыльчивого отца мать вела себя спокойно и сдержанно, по крайней мере, большую часть времени.

Зимья была на них совсем непохожа – маленькая, растрёпанная и запущенная, она будто неудачно пародировала свою мать, такую же голубую, но куда более чистую и упорядоченную. Естественно, она это делала не специально. Просто так получалось. Так. Просто.



Хотя и была довольно непослушной. Однажды, к примеру, так заигралась с кометами и метеорами, что перестала вращаться как все нормальные планеты и отклонилась на 15 градусов по оси. С тех пор в течение каждого оборота вокруг семейного очага она, несмотря на одёргивания родственников, постоянно меняла свою температуру то в одну сторону, то в другую. С тех пор на каждом семейном совете – то есть когда планеты выстраивались в одну линию и все могли рассмотреть озорницу – звёздная пыль стояла столбом от бесконечных нотаций и мягкой ругани в адрес Зимьи. Не раз бедняжка уже думала о том, как бы уйти подальше от родственников, пусть бы это означало и замёрзнуть или попасть в руки к какой-нибудь страшной и злой чёрной дыре… Она рвалась всем своим существом куда угодно, только бы подальше от постылых поучений, но словно какая-то незримая сила удерживала её, и всё возвращалось на круги своя.



На одном из советов порешили, чтобы планета не особенно шалила, приставить к ней старую няньку, которая воспитывала ещё её мать. Нянька была старая, серая и страшная, вся покрытая жуткими кратерами. Она ни на секунду не отводила своего цепкого взгляда от Зимьи. Между метеоритами ходили слухи, что на старшего брата Зимьи она пожаловалась отцу, и тот в гневе разнёс сорванца на клочья, которые и кружили с тех пор недалеко от Зимьи... Она никогда и не думала, что у неё вообще мог быть брат, и поэтому такие рассказы её немного пугали, и по поверхности её бегали мурашки...



Видимо, с них-то всё и началось.



Как-то раз мама пригляделась к Зимье и увидела то, что ей очень не понравилось.

- Что это? – воскликнула она. – Откуда эта прозелень у тебя на поверхности?

Земля молчала.

- Отвечай, когда тебя мать спрашивает!

Зимья медленно отвернулась, но с другой стороны как раз пролетала нянька.

- Тааааак! – проскрипела она. – Очевидно, какой-то грибок подцепила. Видать, от друзей своих поганых. Тьфу! Надо её обстричь и прокипятить поверхность.

Мать немного опешила. Она сама всё детство боялась вредную старуху, и до сих пор не совсем оправилась от этого страха.

- Нет, кипятить не будем! – наконец проговорила она. – Подождём немного, быть может, само пройдёт со временем. С её-то характером – просто сыпь на нервной почве.



А тем временем у Зимьи появилась и почва – тоже неслыханное дело для добропорядочной семьи. Плесень всё росла на ней, потихоньку наращивая инфицированный слой, некоторые её виды в разное время захватывали разные кусочки Зимьи, друг друга, булькали, хрюкотали, плодились, заползали в поры... Со временем плесень настолько обнаглела, что освещала затенённую поверхность планеты. Ей самой это ужасно нравилось, но так же сильно это раздражало её родных. А однажды какая-то светящаяся штучка, из тех, что в последнее время кружили вокруг Зимьи, прилетела на её няньку и пребольно её ткнула чем-то острым и маленьким.

- Ой! – только и сказала нянька.



И, хотя это было всего лишь раз, на следующем совете было решено устроить Зимье настоящую головомойку. Надо сказать, что один из дядей Зимьи – красный сухонький старичок – был нечто вроде парикмахера, только для планет. Он мог полностью изменить свою и чужую поверхность всего за каких-то несколько миллиардов оборотов вокруг очага. Правда, его считали несколько замешанным в дикое происшествие с Зимьей – говорили даже, что именно с его заброшенных каналов прилетела в своё время плесень на маленькую соседку. Да что только ни наговорят, особенно необразованные планетоиды!



...

Так, kurayami. Похмелье кончилось. Пара – тоже. Кстати, написано сие в среду, то есть 260 лет спустя после смерти Свифта ровно. Продолжать рассказ не буду. Потому что краем сознания в это верю, а если я начну писать дальше, то меня точно обвинят в смывании Америки с лица Зимьи. Ты и так понимаешь, чем всё кончилось.

---

Монгольская сказка

Жил-был мир. Мир был небольшой – 200 шагов от одного края до другого. Делился он на два – на Внешний мир и мир Внутренний, почему-то называемый обитателями Внутренней Монголией. Внешний мир кончался трёхметровым металлическим забором с колючей проволокой на самом верху. Внутренний был невысок, крепко и неизящно сбит, и имел множество маленьких зарешечённых окошечек, как будто рисунок небоскрёба в тетрадке нерадивого школьника. Впрочем, может, этот мир и был лишь рисунком – теперь мы этого уже не узнаем. Внутри этого мира жили люди – по одному на бетонную каморку внутри шебуршащегося термитника. Расположение Внутреннего мира было уникальным на севере находилась Северная сторона, на юге – Южная, на западе – Западная, а на востоке – Восточная. Те камеры, что не имели окон, назывались Внутренним Покоем, поскольку из них обычно не доносилось ни звука. Те же, кто видел хоть кусочек неба, называли себя «высшим светом». Некоторые из них даже завоевали право на обитые войлоком стены.



Жили люди в этом мире не хорошо и не плохо, а так, как они живут везде. Молчали, шипели, говорили, кипели, ссорились, злились, ухмылялись, любились. В результате последнего нередко рождались дети. Их по традиции отправляли во внешний мир до достижения совершеннолетия (13 лет). Дело в том, что пища – пауки, жуки и гусеницы обитала только во Внешнем мире, а обитатели Внутреннего мира развивали по мере жизни внутри такую агорафобию, что не могли охотиться сами. С другой стороны, молодые самцы и самки чувствовали себя недостаточно уверенными для спаривания на глазах у всех в голом Внешнем мире и перебирались тайком во Внутренний, откуда уже не возвращались. Обитатели мира считали детей чем-то вроде долгосрочных вложений, которые сами себя способны прокормить и при этом могут обеспечить родителей едой.



Раз в год над миром зависал Бог. У Бога были большие отливающие на солнце бока и жужжащий хвост, а больше ничего и не было – по крайней мере, так я слышал от самих обитателей. Бог скидывал сверху разноцветные бумажки с изображениями странных животных – они были точь-в-точь как обитатели мира, только цветные и на лицах у них был какой-то непонятный вид оскала. Некоторые кусочки изображали животных в бьющем в глаза разноцветном тряпье, а некоторые – особенно умилявшие самцов среднего возраста – самок совсем без тряпья или очень близко к этому состоянию. Стоит ли говорить, что самки относились не просто недоверчиво к такого рода изображениям!



Но что это я всё от себя и от себя. Ведь домик с окошками – он как ящик с барашком. Там внутри уже герои расселены. Вот одного и спрошу – не убудет.



«А? Что говорите? А, бывало и чудное, конечно! Вот как-то раз родилась у одной из наших, что на Юге живёт, зелёная девочка. То есть здешние не поняли тогда, что она зелёная – они и цвета-то такого не знали! Специально для неё придумали, вот как. Чурались её, понятно, разве ж это прилично – родиться этаким позором? И ходила эта девочка, да всё вызнать хотела о природе. Почему у жуков внутри жёлтое, а у людей – красное? Да каким таким правом все серые, а она – вот такая? Девочки её ведь не брали с собой, а мальчики всё как-то разговор на другое переводили. А земля тогда ещё совсем голая была – ни травинки тебе, ни листочка, только твердь земная серокаменная да дичь бегает на ножках тоненьких.



Вот один день просыпаются все и видят – нет девочки. А вместо неё – куст спалённый – а ветки у него колючи-колючи, его даже терновником за это прозвали. И по всей земле – мелкий-мелкий налёт нестираемый от того пламени. И дети, что ночевали в тот день во Внешнем мире – навек чёрными остались, А взрослых и не проняло даже. С тех пор всех неправильных только на там костре и жгут. Дети жгут, любезнейшие, дети. У взрослых, почитай, и другие занятия найдутся – поважнее. А налёт, говорят, уже пальцев 20 будет, и там всякие корешки произрастать начали. Сам я не пробовал, но говорят, что есть можно».

@музыка: Akira Yamaoka - Angel Thanatos

@настроение: жить можно

---

Дым. Сигарет. С ментолом.

посвящается Hijack



Сигареты "Ким". (только не говорите, что в честь создателей азбуки ^_^)

Содержание порока - не более 0,01 мг.

Содержание смертного греха - не более 0,0001 мг.

Кури на здоровье.

---

Для самых маленьких

посвящается Кецальпапалотль



Когда-то, давным-давно, на Земле было два Солнца. Одно маленькое, жёлтое, другое – большое, голубое. Голубое было добрым, а жёлтое – злым.

Как-то раз голубое Солнце захотело сделать людей. Оно протянуло своё жёсткое излучение на планету и сотворило белок из океанской мути. Так, в результате нескольких миллиардов последовательных ошибок в генах, появились люди.

Люди быстро росли и пожирали окружающую среду. К счастью, они были слабы.

Вот, к примеру, один мальчик родился со слабыми клыками и совсем без когтей. Люди вокруг щерились и морщили при его виде мохнатые лбы. Играть мальчику было совсем не с кем, а хотелось. Он всё время дёргал маму за хвост и просил родить ему братика. Но когда мама родила братика, то он оказался мёртвым. «Похорони его», - сказала мама. – «Мне некогда – надо готовить». Но мальчик не стал хоронить братика, а спрятал его под кроватью. И, когда никого не было в комнате, играл с ним в разные игры. Самым сложным было кормить разлагающийся труп. Он почему-то не пил вкусное кошачье молоко, не ел древесное печенье, и совсем-совсем не просился в туалет. Он просто тихо сидел в уголке и посматривал белёсыми глазницами на старшего. Мальчик был доволен. Он рассказывал маленькому разные истории, и иной раз ему даже чудилось, что пухленькое лицо малыша вот-вот разойдётся в улыбке или гримасе страха. Это не было неприятно, скорее очень шло тому к лицу.



К несчастью, маме один раз понадобилось выйти из кухни, и она увидела братца в комнате. Это была катастрофа. Она отобрала его у мальчика и спустила в унитаз, к злобным крысам, которые всякий раз щекотали мальчика своими усами, пока он сидел в туалете.

Мальчик долго горевал – целый вечер и целую ночь. А потом пошёл к одному большому клыкастому программисту и записался к нему на приём. Вы хотите знать, что это был за программист? Извольте.

Так как люди были очень слабы, то они терпеть не могли друг друга. Они кидались в друг друга посудой, истязали себя продолжением рода, а не способные на такие шалости устраивали разные приманки и западни своим родным и близким. Но любить-то им всем хотелось! И вот, большой клыкастый программист изготовлял придуманных людей, которые никогда не ссорились, не кидались посудой и совсем уж были неспособны на всяческие приманки и западни, в общем – идеальные собеседники.

Мальчик сел на колени к большому программисту и немножко поёрзал. Он помнил, что клыкастый программист был неравнодушен к маленьким мальчикам – своих пятерых он изнасиловал, поджарил и съел. Большой программист выслушал просьбу мальчика и почесал когтями в гриве.



«Это сложно!» – сказал он и задумался. Люди тогда редко думали предложениями больше двух слов. Они и считать-то после двух умели только с помощью больших железных ящиков, на которых и работал большой клыкастый программист. Мальчик обнял шею программиста ручками и поцеловал его в губы. От большого клыкастого программиста пахло табаком и протухшей, застарелой язвой желудка.

«Но можно!» - срифмовал программист. Он включил Photoshop и соединил фотографии мальчика и его братца, а полученное распечатал на туалетной бумаге. «По назначению!» - сказал он. Мальчик пришёл домой и подменил потихоньку бумагу в своём доме и домах соседей.



Через неделю он услышал тихий посвист. Он проснулся и прямо у себя на груди увидел жирную крысу в цилиндре и очках. «У тебя есть табак?» - спросила крыса. Мальчик растерянно огляделся по сторонам и вдруг вспомнил, что его перина сделана из табака. Он и не вспомнил бы об этом, если бы не страшная аллергия на сухой табак. Крыс свистнул два раза, и множество гибких серых тел наполнили комнату шелестом и шорохом растаскиваемых листьев. «За мной, я отведу тебя к брату!» - сказал Крыс, и мальчик послушно пополз за ним. Сначала ползти между щелей было трудно, но мальчик быстро привык. Всё равно ни одной целой косточки в его теле не было – результат встреч со свёрстниками.



Коридор, по которому вышагивал Крыс, всё время изгибался, разветвлялся, сливался с другими. Ему, казалось, не было конца. Крыс рассказывал мальчику про то, какие трудности испытывали его предки внутри предков мальчика, когда были ещё внутренними паразитами. Мальчик восторженно слушал своего провожатого, ведь тот был гораздо веселее взрослых людей, да и невзрослых тоже. Так, незаметно прошли два месяца путешествия. Мальчик уже настолько освоился, что без труда проскальзывал между неплотно расположенными молекулами. Ползти стало гораздо теплее. Крыс всё не мог остановиться и рассказывал, рассказывал. Мальчик сначала боялся, что Крыс заболтается и забудет про него, уйдёт вперёд, но потом уже забыл и про страх.



Так они дошли до самого центра земли. Крыс там было – превеликое множество. А в центре, посредине всех магнитных и гравитационных полей, вращался его брат, весь в смешных капельницах и пластырях. «Он вращается в высшем крысином обществе», - пошутил Крыс, но тут же нацепил серьёзное лицо. – «Дело в том, что люди произошли от голубого солнца. Вы не можете его видеть, Вы видите только мерзкое жёлтое, которое сводит нас, крыс, с ума. А на вас оно действует ещё хуже. Это оно заставляет вас насиловать, убивать и обманывать друг друга, проникая сквозь ваш слабый волосяной покров своими щупальцами. Оно ведь не захотело вас строить, и поэтому завидует. А голубое Солнце – очень доброе, спокойное и безмятежное. Это оно даёт вам моменты блаженства. Мы поклоняемся ему. А твой брат – его символ. Он ведь не жил там, у вас, и не испытал лучей жёлтого солнца». «Да», - сказал мальчик. – «Я ведь его прятал». Он сам не заметил, как научился говорить таки большие предложения.



Тут все крысы пришли в состояние крайнего возбуждения. Некоторые морские свинки, присутствующие в качестве почётных гостей, даже заверещали, но были тут же подавлены. Вы хотите знать, что такое «подавлены»? Ээээ, пейте свой абсент и дальше. Мальчик уставился вместе со всеми на своего братца. Крыс шептал ему что-то на ухо, изредка до слёз щекоча своими длинными усиками. Что он шептал? Да вот что: «Твой брат – это часть самого Голубого солнца. Он должен создать новый, счастливый мир. Для этого ему требуется одно лишь Слово. Он перепробовал уже многие, но всё никак не получалось. Сегодня – как раз пик активности голубого Солнца – такое бывает раз в 11 лет. Если не получится сегодня, то не получится никогда».



Малыш открыл белёсые глаза и осмотрелся. Открыл рот. Все крысы разом стихли, в том числе и Крыс. Некоторые, особенно впечатлительные закрыли глаза. Они готовились умереть тихо и безболезненно, чтобы жить в обновлённом мире. Малыш методично уничтожил мир одним взмахом руки и сказал:

Абырвалг

@музыка: OST Silent Hill 3

@настроение: да вот... х...ёвое ^_^

---

Хочется водки.

Время устало и встало...

И ничего не стало.

(с)Олег Григорьев.

Вопрос: А Вам нужно знать, что Вас любят?

1. Да		18	(58.06%)
2. А что это такое - "любят"?		13	(41.94%)
Всего:		31

@музыка: J.S.Bach

---

Диалогия

Осенний вечер в Кемерово.



- Алло?

- Привет. Ты меня узнал?

- Конечно (чёрта с два).

- Это Женя (проницательна!). Ты идёшь сегодня в «Ложу» (первый театр Гришковца)?

...

- Блин, ведь придётся волосы мыть и бриться! В театр же идти.

- Ну, а как ты в универ ходишь?

- Хых, так в театре – досуг. А в универе как-то ... совсем ... не до них. (вот он где, шовинизм).



Театр очень мил. Лестница, ведущая наверх, оклеена разными иностранными и не очень газетами. На одной значится «Супермен прилетел в Сибирь». Сразу кажется, что Суперман – это такая еврейская фамилия, навроде Айсберга.



Проходим. У нас забирают деньги, билетов в «Ложе» нет. Сдаём одежду. Я оставляю шапку, кладу в неё шарф, перчатки и книгу, бывшую мне необходимой несколько часов назад – стоял на улице и скучал. В «Ложе», помимо театра, организован ресторан, который и обеспечивает артистов средствами к существованию. Сидим за деревянной доской, положенной на подобие ножек, только из красных кирпичей. Девушки пьют апельсиновый сок из бокалов с лейблом Coca-cola. Смутно кажется, что с кем-то из артистов (они же – работники заведения) я уже пил, и совсем не сок. Очень странно, потому что я пил с довольно небольшим количеством людей. Я сижу и показываю фокус с моей наручной машиной времени. Циферблат на моих часах сломался, и вращается как придётся, в отличие от стрелок. Часы показывают разную дату – окружающие забавляются и предлагают отнести часы в ремонт. Я же следую правилу «пока гром не грянет».



Мы проходим в залу. Сиденья здорово напоминают выдвигающиеся скамьи в американских спортзалах. Мы занимаем верхний ряд – самый неудобный. Но сидеть всего полтора часа. Смотрим спектакль. Играют очень хорошо. Но текст Гришковца немножко навязает в зубах.



Выходим. Некоторые зрители сразу уходят домой. Мы же садимся опять на то же место. Разговариваем. Я достаю книгу. Станислав Ежи Лец, «Непричёсанные мысли». Её у меня тут же берут на выходные – почитать. Некоторое время гадаем по книге. Я использую число на номерке (53) и дату на часах (31).



Некоторое время девушки делятся информацией, на каких спектаклях они уже были. Я молчу. Ибо сказать нечего.

Интересуются:

- А как тебе «Реки»?

- Хммм. Вот Гришковец пишет, что он лишь раз встретился с медведем за 30 с лишним лет проживания в Сибири. Я вот вас послушал и мне кажется довольно странным не это, а то, что медведи за 30 с лишним лет ни разу не повстречались с Гришковцом.

- Ну, а сама книга?

- Вы знаете, есть такой поэт, Басё. Акутагава его упоминает в связи с чем? У Басё лягушка нырнула в пруд и нарушила вековую печаль. На основании этого Акутагава совершенно логично заключает, что лягушка, вынырнувшая из пруда, вызвала вековую печаль. Вот и Гришковец как-то ... нервозен. У него почти всё то создаёт вековую печаль, то её нарушает. Довольно странно так жить.



Позже, в гардеробе, достаю из кармана пакетик с семечками в шоколаде. Раздаю. Уходим. На остановке расстающаяся девушка просит её обнять на прощание. А вот фиг вам, а не обнять! Обжёгшись на молоке, будем дуть на виски со льдом. Культурно выражаю свою мысль. Просят хотя бы смяукать. Я покорно мяукаю, но так фальшиво, что инстинктивно жду тухлого помидора откуда-то из окружающей среды. Разделяемся. Я провожаю одну из девушек до её подъезда. Живёт она рядом со мной. Шли, смотрели на обрезанные деревья.



- Когда-то деревья были большими... А сейчас они как гидры из учебника биологии.

...

- А почему ты не ешь в постели? Крошки?

- Ну да.

- Хм. А хотя бы кофе в постель?

- Нет. Я другое люблю в постель.

- Кошек? Собачек?

- Людей.

- С чесночком?

- С чувством юмора.

Захотелось сказать: «От людей в постели тоже остаются крошки. Несколько иного рода. Мужского и женского». Не стал. Второй раз провожаю эту девушку домой, второй раз у неё мигрень, второй раз хочется её прижать к себе и поцеловать. Руки у неё тёплые, вот что.



Пришёл домой и лёг спать в 0:00. Ворочался. Думал. Вспоминал. Нельзя мне влюбляться. У меня на книги времени еле хватает.



P.S. И вообще, я смеялся не вместе с залом. А кое-что меня даже растрогало совершенно не в тему.



P.P.S. А вот ночью мне приснилась совершенно удивительная пьеса, тронувшая до глубины души. Автор неизвестен. Воистину, как говорил вышеупомянутый поляк, «во сне у меня есть любимые писатели, которых не существует наяву».

---

Эхо Москвы

http://echo.msk.ru/programs/exit/38876/

и про Грабового - тоже там.



я одно "Эхо Москвы" из всех радиев могу слушать. И слушал, лет этак шесть-восемь. А потом оно у нас пропало.

---

Родной город. Во-первых

Ну, во-первых, он есть. Сам факт его наличия подтверждается Гришковцом и Гребенщиковым (косвенно).



Теоретически, он сейчас есть вокруг. Подо мной его нет. Метро делать не стали, да и не надо пока. Не доросли. Надо мной его, очевидно, тоже нет. Поскольку небо он делит со многими городами. С Новокузнецком. С Томском. Типичное комковатое серое небо с голубыми проплешинами. Вы когда-нибудь видели другое в городах? Ну да, разве что на жестяных баночках из под кофе и в разных заморских сериалах. Всю жизнь я обитал на первом этаже, поэтому всегда смотрел на небо с самого дна воздушного океана. Оно всегда казалось значительным и недостижимым, не подводило меня. Я видел в нём самолёты, спутники, неопознанные летающие объекты. Видел стайки птиц в их вечном броуновском движении. Лишь несколько раз я поднимался на непостижимую высь - этаж так на четвёртый или на пятый. Тогда я сразу понимал, что небо начинается совсем рядом, над крышами, и моему одноэтажному "я" было так неловко от этой мысли, что я, спускаясь на землю, тут же забывал о богохульственном обзоре с верхнего этажа.



Помню ещё, как однажды, окололетним утром, я гулял с собакой под лёгким дождём, даже не возлагающим на себя труд падать косыми линиями, как в советских мультфильмах. Небо в тот день было совсем уж необычно. Прямо надо мной по нему проходил гигантский излом, и всё, что было по правую руку, оторвалось от земли невероятно высоко, а слева те же тучи буквально висели на верхушках тополей. Это было ужасно забавно и красиво. Никогда вот не думал, что поставлю этих два слова в одно предложение, ну да ладно.



Вокруг город выглядит довольно типично. Двухэтажен, пятиэтажен, девятиэтажен. Озеленён. От приезжих только и слышишь - "какой у вас город зелёный!". Недоверчиво бурчишь: "Да ну?". Наверно. Но дышать летом особенно нечем. В последнее время город обрусчатился и рекламно ощИтинился. Теперь даже английский профессор-гастролёр не чувствует дискомфорта.



Есть казино, ночные клубы, православные и сектантские часовни. Подозреваю сильно, что одни и те же люди финансировали и строили. Всё - в одно время, на моих глазах практически. Появились элитные дома, поражающие воображение высотой цен за квадратный метр и паршивым качеством. Ну, не больше 10кратного-то в них превышение стоимости. И то ладно. Не столица.



Семьи местных чиновников занялись гипермаркетами, и через эти самые сети магазинов немножко обустроили бульвары около своих точек - чтобы люди чаще к ним заходили. Мелочь, а приятно. Всё равно ведь налогов не платят, демоны.



С улиц посносили 9/10 мелких киосков. Оставили мороженое и Подорожники (это наша местная реалия. "сеть горячего питания" или что-то в этом роде. сибирский Макдональдс, только без клоунов и в киосках. Продавцов дрессируют говорить две фразы: "Попить ничего не желаете?" и "Проездной купить не хотите?". Ощущается филологическая дистанция между "желаете" и "хотите").



Везде понавешено ярких фонариков. Настолько непривычно хорошо теперь гулять по вечерам, что у меня с одной девушкой выходит маленький неконтакт. Она любит гулять after dark, а я всё ещё не привык к светлой - от гирлянд - ночи. Но красиво, надо отдать должное.



Зато в черте города есть бор. Сосновый. А есть ещё и кедровый, но про него и черту города как-то уж совсем неясно. Из окна видно, да. А вокруг него - частный сектор, практически деревня. так что.... Бор этот вроде успокоения для меня. ПОсмотрю на него - есть куда сходить на лыжах. Но за последние лет шесть так ни разу и не выбрался. Хотя можно было бы - в любой момент. Ну и шут с ним!



Город как город. По крайней мере, так ощущается.

---

Горинский балаган

Брызнет сердце то ли кровью,

То ли тертою морковью,

Ах, поверьте, все равно!

Все равно жестокой болью -

То ли гневом, то ль любовью -

Наше сердце пронзено.



И слезами плачут куклы,

И огнем пылают буквы,

И взорвался барабан!

И пошла под гром оваций

Перемена декораций:

Здравствуй, новый балаган!



Но сквозь годы и румяна

Незаметно и упрямо,

Никогда не до конца,

То ли светлый, то ль печальный

Проступает изначальный,

Чистый замысел Творца!



Превращенья и обманы,

Лилипуты, великаны -

Кто придумал, чья вина?

Вот опять линяет краска,

И опять спадает маска,

А под ней еще одна,

А под ней еще одна,

А под ней еще одна,

А под ней еще одна,

А потом еще, еще, еще,

Еще, еще, еще, еще..

---

Хочется набирать.

Выбирайте, господа, про что вам написать. Про игрушки компьютерные или родной город?

---

Домашнее чтение

http://www.legadoassociates.com/blogbinge.htm



http://www.periodicdiversions.com/a...r_or_worse.html

---

Чьими же устами глаголет истина?

http://www.lebed.com/2004/art3623.htm



http://www.lebed.com/2004/art3634.htm



http://www.lebed.com/2004/art3640.htm



Между прочим, о месте работы автора. "Мацусита дэнки" в экономике Японии - не просто гигант. Это гигант древний. Временами сей концерн "отжирал" свыше половины внутреннего и внешнего рынков. А в японских корпорациях к подбору персонала принято относиться не просто тщательно, а сверхтщательно. Даже того, что работает вне страны. То есть по крайней мере специалист он хороший.

---

>.

You are SPOOKY KID MANSON!! Your first album
Portriat of an American Family. You are just
starting out and tying to create and inovate
your music style and yourself. You're not the
Anti-Christ to be yet, but hey you have your
run ins anyway. You are my favvvooorite.


Which Marilyn Manson Era Are You?
brought to you by Quizilla

---

Опять за своё...

The Emperor's Possible Meanings: Realization,
Accomplishment, Worldly Power, Wealth,
Stability, Authority, Indomitable Spirit,
Endurance, Leadership, Father, Brother,
Husband, Male Influence, Direct Pressure,
Dominance, Inconsideration, A Capable Person.


Which Marilyn Manson Tarot Card Represents You?
brought to you by Quizilla

---

Feeling paranoid...

You are ACID! LSD, or lysergic acid diethylamine,
has the affect of creating hallucinations ...
so you are probably a very vivid, creative,
spacy person. Also more than likely quite
intelligent, you love to expand your mind in
all ways possible, regardless of consequences.


Which Illegal Narcotic Would You Be?
brought to you by Quizilla

---

Извините.

Не люблю пихать в посты тексты песен, но не утерпел. Опять Евангелион.

Arianne - "Komm suesser Tod", или "Приди, желанная смерть"



I know, I know I've let you down

I've been a fool to myself

I thought I could

live for no one else

But not through all the hurt and pain

Its time for me to respect

the ones you love

mean more than anything

So with sadness in my heart

I feel the best thing I could do

is end it all

and leave forever

whats done is done, it feels so bad

what once was happy now is sad

I'll never love again

my world is ending



I wish that I could turn back time

cos now the guilt is all mine

cant live without the trust from the ones you love.

I know we can't forget the past

you cant forget love and pride

because of that its killing me inside



It all returns to nothing, it all comes

tumbling down, tumbling down,

tumbling down,

it all returns to nothing, I just keep

letting me down, letting me down,

letting me down,

in my heart of hearts,

I know that I called never love again

I've lost everything

everything

that matters to me,

matter in this world



I wish that I could turn back time

cos now all the guilt is mine

cant live without

the trust from those you love

I know we can't forget the past

you can't forget love and pride

because of that, its killing me inside



It all returns to nothing, it all comes

tumbling down, tumbling down,

tumbling down

it all returns to nothing, I just keep

letting me down, letting me down,

letting me down

It all returns to nothing, it all comes

tumbling down, tumbling down,

tumbling down

it all returns to nothing, I just keep

letting me down, letting me down,

letting me down

---

Познание

Я знаю слово, которое разрушит Вселенную (Вселенные?).



Оно маленькое. Простое. Слово это "ЗАЧЕМ".